Как уже отмечалось нами в первой части, степень эффективности действий войск, помимо прочего, определяется еще и уровнем понесенных ими при этом потерь. Уже поэтому нельзя не обратить внимания на то, что ни один род авиации в советских ВВС не нес таких громадных (в относительном выражении) потерь, как авиация штурмовая. Так, в первый год войны, в период с 22 июня 1941-го по 1 июля 1942-го, советский самолет-истребитель терялся по боевым причинам в среднем после 28 боевых вылетов, бомбардировщик — после 14, а штурмовик — после 13. В августе 1942-го — мае 1943-го на одну безвозвратную боевую потерю приходилось соответственно 69, 48 и 26 боевых вылетов, на 1 ноября 1944 г. (?) — 127, 125 и 85, а в январе–августе 1945-го — 194, 133 и 90165. А в отдельных частях и соединениях, участвовавших в конкретных операциях, уровень боевых безвозвратных потерь зачастую оказывался и куда более высоким! Так, в июле–сентябре 1941 г. один Ил-2 терялся в среднем не после 13, а после 8–9 боевых вылетов, а в некоторых полках уже после 3–4... В 874-м штурмовом авиаполку 267-й штурмовой авиадивизии 2-й воздушной армии Воронежского фронта в период с 27 июля по 18 сентября 1942 г. на одну боевую потерю Ил-2 приходилось не 26, а всего 9 боевых вылетов; в 945-м полку 206-й дивизии 8-й воздушной армии Сталинградского фронта в период с 13 октября по 22 декабря 1942-го — не 26, а 11; в 198-м полку 233-й дивизии 1-й воздушной армии Западного фронта в конце 1942-го летчик погибал в среднем уже после 8 боевых вылетов... В первые шесть дней Курской битвы (5–10 июля 1943 г.) штурмовые авиачасти 2-й воздушной армии Воронежского фронта теряли один самолет в среднем опять-таки не после 26 (или более), а уже после 16–17 боевых вылетов; упомянутый выше 874-й штурмовой авиаполк (входивший тогда в 299-ю штурмовую авиадивизию 16-й воздушной армии Центрального фронта) — после {288} 11, а 305-я штурмовая авиадивизия 17-й воздушной армии Юго-Западного фронта (5–7 июля) — вообще после 2,2! В 3-й воздушной армии 1-го Прибалтийского фронта летом 1944-го, в ходе Витебско-Оршанской, Полоцкой, Режицко-Двинской и Шяуляйской операций, на одну боевую потерю Ил-2 также приходилось не 85 (или около того), а только 36 боевых вылетов166. Чтобы осознать, насколько высок был уровень боевых потерь Ил-2, полезно сравнить его с уровнем боевых потерь основных немецких «самолетов поля боя» — пикирующих бомбардировщиков Ju87. Еще в середине 1943 г. этот уровень был в несколько раз (временами на порядок) меньше, чем у Ил-2! Если в штурмовых авиачастях 2-й воздушной армии в первую неделю Курской битвы один самолет терялся, как мы видели, где-то после 16–17 боевых вылетов, то в сражавшихся тогда на том же участке фронта 2-й и 77-й пикировочных эскадрах люфтваффе — лишь после не менее (sic!) чем 100–132!167 Разрыв в несколько раз сохранялся здесь и в середине 1944-го: если в штурмовых авиачастях 3-й воздушной армии во время Белорусской стратегической операции на один потерянный по боевым причинам самолет приходилось 36 боевых вылетов, то во 2-й штурмовой эскадре люфтваффе во время немецко-румынского наступления под Яссами 30 мая — 8 июня 1944 г. — как минимум (sic!) 160168... И это при том, что интенсивность использования самолетов Ju87 была, как мы видели, не меньше, а больше, чем у Ил-2! Подобный уровень боевых потерь не только укрепляет нас во мнении о недостаточно высокой эффективности действий советских штурмовиков, но и заставляет (вслед за немецкими экспертами) выделить в качестве еще одного фактора, снижавшего эту эффективность, результативное противодействие немецких зенитной артиллерии и истребительной авиации. Заметим, что в результате этого противодействия не только уничтожались или выводились из строя многие Ил-2 еще до нанесения ими удара по цели. Под огнем немецких зениток {289} менее эффективными становились и действия тех, что продолжали выполнять боевое задание. По свидетельству немецких экспертов-фронтовиков, в 1942–1945 гг. (особенно с конца 1943-го) огонь малокалиберной зенитной артиллерии «достаточно часто» вынуждал «илы» атаковать с больших, чем обычно, высот — а это снижало точность стрельбы и бомбометания169. Иногда же — несмотря на то, что «немецкие полевые командиры характеризуют личный состав советской штурмовой авиации как агрессивный, мужественный и упорный»170, — ПВО вермахта вообще срывала выполнение «горбатыми» боевых заданий. Так, в 1941-м, наткнувшись на плотный зенитный огонь, Ил-2 «часто просто сбрасывали бомбы и уходили назад»171. В. Швабедиссен упоминает также о захваченном в 1942-м или 1943 г. приказе командующего 16-й воздушной армией, который предписывал истребителям сопровождения «в случае невыполнения штурмовиками боевого задания открывать по ним огонь и принуждать к повторным атакам по наземным целям»172. Вне всякого сомнения, это стремление пилотов Ил-2 поскорее покинуть поле боя вызывалось убийственным зенитным огнем... Сорвать выполнение «горбатыми» боевого задания могли и немецкие истребители. «Даже в Пруссии, где наиболее активно действовала русская авиация, «Мессершмитты-109» или «фокке-вульфы» обращали дюжину бронированных «Илов» в бегство» — свидетельствует бывший обер-ефрейтор мотопехотной дивизии «Великая Германия» Г. Сайер, воевавший в Восточной Пруссии в октябре–ноябре 1944 г., когда там развернулась Гольдапская операция. В правдоподобии его слов нас убеждает советский источник — рапорт ведущего группы «яков» 900-го истребительного авиаполка; согласно ему 1 сентября 1944 г. в районе Шакяя (Литва) пятерка Ил-2 1-й воздушной армии 3-го Белорусского фронта (той, что участвовала затем в Гольдапской операции!), увидев, как сопровождавшие ее Як-9 атакованы большой группой FW190, отказалась от удара по цели и ушла на свою территорию174... Из-за активных действий немецких {290} истребителей в первые дни Курской битвы, 5–10 июля 1943 г., советскому авиационному командованию и самому пришлось применять Ил-2 «с небольшим напряжением». И все равно к 11 июля 2-я воздушная армия Воронежского фронта лишилась — в основном от атак истребителей — 39% своих штурмовиков (107 из 276), а 16-я воздушная армия Центрального фронта уже к 10 июля — 50% (148 из 295)175. Учтем, что огромные потери личного состава отнюдь не способствовали повышению уровня мастерства летчиков советской штурмовой авиации по сравнению с немецкими.

     Переходя к анализу причин непомерно высоких потерь Ил-2, зададимся прежде всего вопросом: как получилось, что столь низкую боевую живучесть продемонстрировал самолет, главным достоинством которого считалось и считается до сих пор «надежное бронирование»? Напомним, что сам смысл создания Ил-2 С.В. Ильюшин видел именно в необходимости забронировать «все жизненные части» самолета-штурмовика176. Вся носовая и средняя часть фюзеляжа «горбатого» представляла собой единый бронекорпус, внутри которого размещались и мотор, и радиаторы, и бензо- и маслобаки, и летчик... Никакого парадокса здесь, однако, нет. Начнем с того, что для 1941–1945 гг. расхваленное бронирование Ил-2, задуманного все-таки в 1938-м, было уже недостаточным, ибо оно надежно защищало только от пуль винтовочного калибра. Между тем на всех немецких истребителях, применявшихся на Восточном фронте, стояли авиационные пушки: на Bf109Е — две 20-мм MGFF; на Bf109F — одна 15-мм MG151/15 или 20-мм MG151/20; на Bf109G — либо одна MG151/20, либо одна 30-мм МК108, либо три MG151/20; на Bf109К — одна MG151/20 или МК108; на FW190A — либо две MG151/20 и две MGFF, либо четыре MG151/20, либо (на FW190A-8/R2) две MG151/20 и две МК108. Замыкавшая бронекорпус Ил-2 сзади 12-мм поперечная плита (сразу за которой находились бензобак и летчик!) даже 15-мм бронебойными снарядами пробивалась уже с 400 м — если они {291} попадали в нее под углом не менее 50°. Со 100 м — если угол встречи с броней был не менее 60° — эту бронеплиту проламывали и фугасные 15-мм снаряды. А «мессершмитты», атакуя Ил-2, подходили к ним и на 50, и на 40 метров... Сбоку же летчик, баки и радиаторы были прикрыты всего лишь 6-мм броней, снизу — 4-мм; мотор был защищен лишь 4-мм бронекапотом (верхний лист которого с весны 1942 г. стал 5-мм). Уже с 400 м 15-мм бронебойные снаряды пронизывали 6-мм листы, даже если попадали в них под углом всего 20°! А 15-мм фугасные на дистанции 100 м пробивали бортовую броню Ил-2 уже при угле встречи 30°. А ведь на абсолютном большинстве «мессеров» — начиная с Bf109F-4, появившихся на Восточном фронте уже в августе 1941-го, — и на всех «фоккерах» стояли не MG151/15, а гораздо более мощные MG151/20! 4-мм бронекапот «ила» уже с 600 м разворачивали, поражая мотор, даже их фугасные снаряды — да так, что диаметр пробоин доходил до 160 мм... В 6-мм верхней броне кабины летчика фугасные 20-мм снаряды делали пробоины диаметром 80–170 мм178. А 4-мм пол кабины, по свидетельству немецкого аса Э. Хартманна, снаряды пушки MG151/20 при стрельбе в упор пронизывали, даже попадая в него под углом всего 10°179. Все эти обстоятельства (за исключением последнего) были выявлены в ходе полигонных испытаний, а также в результате обследования советскими специалистами поврежденных в бою бронекорпусов Ил-2. О том же свидетельствуют и фронтовики; так, факт раскалывания бронебойным снарядом «мессера» 12-мм задней бронеплиты «ила» зафиксирован в дневниковой записи воздушного стрелка 198-го штурмового авиаполка 233-й штурмовой авиадивизии 1-й воздушной армии Западного фронта Г. Доброва за 13 июля 1943 г.180. Бывший летчик той же части А.Н. Ефимов описывает ряд эпизодов, когда снаряды «мессершмиттов» и «фокке-вульфов» пронизывали бронекапот штурмовика и выводили из строя двигатель181. Поэтому высокие оценки бронирования Ил-2 — даже те, которые давались немецкими участниками {292} войны182, — должны быть признаны по меньшей мере преувеличенными. Но почему такие оценки все-таки давались? И как быть с указанием Р. Толивера и Т.Дж. Констебля на то, что немецкие летчики неоднократно наблюдали, как их снаряды отскакивают от бронекорпуса Ил-2?183 Последнее вполне объяснимо: речь явно идет о случаях, когда угол встречи с броней оказывался слишком малым и снаряды рикошетировали. А таких случаев должно было быть немало. Ведь еще в 1942-м — первой половине 1943-го г. (а именно к этому периоду относятся свидетельства, приводимые Толивером и Констеблем) Bf109, как правило, атаковали Ил-2 сзади и немного сбоку — пытаясь поразить при этом мотор и летчика. В результате — судя по пробоинам в бронекорпусах Ил-2, списанных зимой 1942-го, — весной 1943-го, — угол между направлениями полета «ила» и «мессера» почти никогда не превышал 20°, так что от продольной брони Ил-2 снаряды действительно часто должны были отскакивать. Особенно от бронекапота с его плитами двойной кривизны; по-видимому, именно о таких случаях вспоминает ветеран 210-го штурмового авиаполка Г.Ф. Сивков: «Первое время при встречах с «Илами» немцы били прямо по носовой части фюзеляжа. Некоторые расходовали весь боезапас, а штурмовик продолжал полет»185 (приобретая, добавим, у врага репутацию «бетонного бомбардировщика» (Zementbomber) и самого «трудносбиваемого» из советских самолетов186). Скорее всего, именно после таких случаев в 54-й истребительной эскадре люфтваффе в 1941 г. и сложилось мнение о том, что Ил-2 «очень трудно сбить при атаке сзади из-за превосходного бронирования», а в 51-й (в ноябре 1941-го) — что 15-мм пушка MG151/15 малоэффективна против Ил-2187. Но стоило только немецкому истребителю атаковать штурмовик под большим углом к направлению его полета, т. е. зайти покруче сбоку, — и броня «цементбомбера» переставала казаться неуязвимой... В этом, в частности, наглядно убедился 8 ноября 1941 г. обер-фельдфебель Г. Кайзер из III группы 77-й истребительной эскадры, сражавшейся {293} тогда в Крыму. После того как днем ранее он не сумел сбить Ил-2, продемонстрировать ему эффективные приемы уничтожения штурмовиков взялся сам генерал-инспектор истребительной авиации люфтваффе полковник В. Мёльдерс. «Стремительный вираж, — вспоминает Кайзер, — и под углом 30° [а не 20° или меньше! — А.С.] его очередь впивается в русский штурмовик в районе кабины. Неприятельский самолет тут же вспыхнул и упал. В следующий момент раздался его голос: «Видел, как я сделал это? Атакуй следующего!» Я выполнил его прием, и Ил-2 врезался в землю. «Повтори!» Почти как в учебном бою: тот же заход на цель, короткая очередь, и третий штурмовик падает горящим»188. То, что к наилучшим результатам в боях с Ил-2 приводит заход сбоку со стрельбой по бортам кабины, выяснили в конце концов и в 54-й истребительной эскадре189. Однако первоначальное разочарование, испытанное немецкими летчиками при ведении огня по «железным густавам», было, по-видимому, слишком сильным... Только этим можно объяснить тот факт, что преувеличенные представления о неуязвимости «бетонного бомбардировщика» оказались весьма живучи и прочно закрепились в послевоенной зарубежной литературе. Что же касается немецких зенитчиков, то они тоже били по Ил-2 не из пулеметов, а из 20- и 37-мм автоматических пушек; кроме того, их снаряды попадали в штурмовик, как правило, почти строго сбоку. Как показало обследование советскими специалистами поврежденных в бою бронекорпусов, угол встречи зенитного снаряда с броней «ила» в большинстве случаев составлял не менее 65–70° в горизонтальной плоскости и не менее 75–80° — в вертикальной190. Несомненно, именно поэтому снаряды зениток пробивали броню «горбатых» почти вдвое чаще, чем снаряды истребителей191 — атаковавших преимущественно сзади. (Сказывалось, конечно, и то, что немецкие зенитчики применяли наряду с 20-мм и 37-мм калибр.) Правда, воевавший в 504-м и 893-м штурмовых авиаполках И.И. Пстыго утверждает, что пронизать {294} броню Ил-2 могли лишь бронебойные, но отнюдь не осколочные снаряды 20-мм зениток192. Однако В.И. Перов и О.В. Растренин, ссылаясь на результаты обследования поврежденных в бою бронекорпусов «илов», а также на результаты полигонных испытаний, указывают, что по своему поражающему действию снаряды немецких 20-мм зенитных орудий практически ничем не отличались от снарядов 20-мм авиапушек193 — а при использовании последних, как мы видели, броню штурмовика проламывали и осколочно-фугасные боеприпасы. Эти же авторы приводят и фотоснимок пробоин, проделанных в бортовой броне «ила» осколочно-фугасным снарядом 20-мм зенитки. Точно так же и утверждение В. Швабедиссена о том, что броня Ил-2 «выдерживала попадание малокалиберных зенитных снарядов»194, должно считаться верным только для тех достаточно редких случаев, когда угол встречи зенитного снаряда с броней оказывался слишком малым. В общем, бронирование Ил-2 могло выручить его лишь при попадании снаряда в бронеплиту под очень малым утлом. Правда, бронекорпус, не разрушавшийся при вынужденной посадке «на брюхо», спас жизнь многим летчикам сбитых штурмовиков, но это уже другой вопрос — о потерях летчиков. А.Н. Ефимов отмечает также «успокаивающее» психологическое воздействие бронирования на пилота: «[...] Чувствуешь себя отгороженным от всех опасностей. Впечатление надежности кабины и самолета не покидало и в полете. Весь лик машины вызывал боевой подъем, помогал подавлять чувство опасности под огнем противника»195. Последнее, несомненно, должно было повышать эффективность действий пилота при атаке цели. Однако и это не может заслонить тот факт, что броня Ил-2 не являлась надежной защитой от огня немецких истребителей и зенитных орудий. Впрочем, будь даже эта броня непробиваемой, ее все равно обесценивало бы то обстоятельство, что «летающий танк» был чуть ли не наполовину деревянным. Из-за нехватки алюминия вся хвостовая часть фюзеляжа Ил-2 с килем, а у {295} самолетов выпуска 1942-го — начала 1944 г. еще и обшивка (иногда и часть силового набора) консолей крыла196 были выполнены из дерева — и отличались поэтому низкой стойкостью к попаданиям снарядов. (Дело усугублялось неудачной конструкцией деревянных консолей: продольные элементы набора — стрингеры — были плохо прикреплены к поперечным — нервюрам, — и взрывная волна срывала их вместе с обшивкой, которая, как назло, крепилась только к стрингерам, но не к нервюрам.) «Если снаряд «Эрликона» [20-мм зенитки. — А.С.] попадал в Ил-2 с металлическим крылом, — свидетельствует Г.Ф. Сивков, — он делал пробоину диаметром до 200 мм с рваными краями. Самолет при этом продолжал спокойный полет. Если такой снаряд попадал в деревянное крыло, разрушалось до 30% обшивки и сразу возникал сильный крен. С трудом можно было удержать машину в горизонтальном полете»197. Добавим, что вместе с обшивкой и стрингерами, как правило, разрушалась и часть нервюр... А деревянную хвостовую часть фюзеляжа «ила» 20-мм зенитные снаряды часто «буквально перепиливали» пополам198... Именно по деревянным частям «горбатого» — стремясь «отбить хвост и плоскости» — очень быстро начали вести огонь из своих пушек и многие немецкие летчики-истребители. Так, в 54-й истребительной эскадре пришли к выводу о том, что наилучшие результаты в борьбе с Ил-2 (наряду со стрельбой по бортам кабины) дает ведение огня сверху по крыльям. А в 1944-м ее FW190A старались бить по деревянному фюзеляжу «ила»199. В этой связи следует уточнить оценку такого — едва ли не чаще всего прославляемого в отечественной литературе — качества Ил-2, как высокая живучесть конструкции. Действительно, ильюшинский штурмовик мог, судя по всему, выдержать больше попаданий пуль и снарядов, чем другой самолет таких же размеров и с такой же полудеревянной конструкцией. Именно этой хорошей для полудеревянного самолета общей живучестью конструкции (а не мифическим «сильным бронированием») надо, в частности, объяснить утверждение бывшего командира 9-й зенитно-артиллерийской {296} дивизии вермахта В. Пикерта о нечувствительности Ил-2 к попаданиям бронебойных снарядов 20- и 37-мм зениток200. Но по сравнению с цельнометаллическими машинами (а немецкий Ju87 был, напомним, цельнометаллическим!) живучесть «горбатого» следует признать все-таки недостаточной.

Наибольшие же по сравнению с другими родами авиации потери Ил-2 следует объяснить прежде всего спецификой боевого применения советских штурмовиков в годы Великой Отечественной войны. В отличие от бомбардировщиков и истребителей они работали исключительно с малых высот — а значит, чаще и дольше, чем другие самолеты, находились в сфере действенного огня малокалиберной зенитной артиллерии — очень эффективного и повсеместно распространенного в вермахте оружия. Именно зенитный огонь погубил большую часть безвозвратно потерянных по боевым причинам Ил-2. Если учесть только те «горбатые», о которых точно известно, что их уничтожили зенитки или истребители, то в 1941 г. доля жертв зенитного огня составляла среди них 68,2% (101 самолет из 148), в 1942-м — 54,6% (203 из 372), в 1943-м — 57,4% (1468 из 2558), в 1944-м — 67,2% (1859 из 2741), а в январе–апреле 1945-го — 74% (1048 из 1417)201. (Заметим, что в 1943-м — 1945-м точно известными были причины гибели уже подавляющего большинства сбитых штурмовиков.) Чрезвычайная опасность, которую представляли для Ил-2 немецкие малокалиберные зенитки, была обусловлена, во-первых, совершенством материальной части этого оружия. Конструкция зенитных установок позволяла очень быстро маневрировать траекториями в вертикальной и горизонтальной плоскостях; каждое орудие было оснащено прибором управления зенитным огнем, который выдавал поправки на скорость и курс самолета; трассирующие снаряды облегчали корректировку огня. Наконец, немецкие зенитки обладали высокой скорострельностью; так, 37-мм установка Flak36 выпускала 188 снарядов в минуту, а 20-мм Flak38 — 480. Во-вторых, насыщенность этими зенитками вермахта была {297} очень высокой. Количество стволов, прикрывавших объекты ударов Ил-2, непрерывно возрастало, и, например, в начале 1945 г. по штурмовику, работающему в полосе немецкого укрепленного района, в секунду (!) могло быть выпущено уже до 200–250 20- и 37-мм снарядов. В-третьих, сказывалась высокая стрелково-артиллерийская и тактическая выучка немецких зенитчиков. Первый прицельный выстрел малокалиберная зенитная батарея могла дать уже через 20 с после обнаружения самолетов; поправки на изменение их курса, угла пикирования, скорости и дальности до цели немцы вводили в течение 2–3. Применявшаяся ими концентрация огня нескольких орудий по одной цели также увеличивала вероятность поражения штурмовика — особенно если огонь сосредоточивался по точке, через которую, становясь в «круг», последовательно проходили все атакующие «илы»... Неудивительно, что, по свидетельству ветерана 140-го гвардейского штурмового авиаполка 8-й гвардейской штурмовой авиадивизии Н.Т. Полукарова, его Ил-2 в среднем в каждом четвертом боевом вылете получал хотя бы одно прямое попадание малокалиберного зенитного снаряда. В 3-й воздушной армии 1-го Прибалтийского фронта в июне–июле 1944 г., во время Витебско-Оршанской, Полоцкой, Режицко-Двинской и Шяуляйской операций, на один поврежденный зенитками «горбатый» приходилось всего 2–3 боевых вылета. А в ходе ударов флотских Ил-2 по военно-морским базам или находившимся в море конвоям немецкие зенитчики сбивали примерно 20% атакующих штурмовиков и наносили повреждения еще 35–40%!205 В первой половине войны на величине потерь штурмовиков от зенитного огня сказывалась и применявшаяся ими тактика. Так, в 1941 г. Ил-2 демонстрировали общее для всей тогдашней советской ударной авиации пренебрежение противозенитным маневром — совершенно не пытаясь уклониться от трасс и разрывов снарядов. (Генерал-майор люфтваффе К. Уэбе объяснял это плохой маневренностью Ил-2, но дело явно было в другом — в слабой подготовке советских {298} летчиков и (или) отсутствии у них боевого опыта. Впоследствии даже двухместные «илы» маневрировали в такой ситуации весьма активно — а ведь их маневренность была хуже, чем у применявшихся в 1941 г. одноместных.) Подобное поведение над целью, подчеркивали немцы, «приводило к исключительно большим потерям»207... Правда, в 1941–1942 гг. Ил-2 часто подходили к цели на сверхмалой высоте. Это должно было затруднить немецким зенитчикам как обнаружение «горбатых» — до последнего момента не видимых за стеной леса или складками местности, — так и их поражение — из-за слишком большого углового перемещения цели. Однако, отмечалось в директиве командующего ВВС Красной Армии генерал-лейтенанта А.А. Новикова от 22 августа 1942 г., «повседневное применение в течение всей войны одних и тех же способов действий нашими штурмовиками привело к тому, что противник хорошо изучил тактику их действий и организует эффективное противодействие с земли нашим ударам с бреющего полета. На вероятных направлениях полета самолетов Ил-2 создаются мощные завесы зенитного огня, для чего используются все виды оружия, вплоть до минометов, огнеметов, фугасов, танковых и противотанковых пушек, в результате чего наши штурмовики несут значительные потери»208. С 1942 г., летая на средних или малых высотах, пилоты Ил-2 стали применять рыскание по курсу, скольжение (т. е. боковое смещение самолета) и другие виды противозенитного маневра, выполнявшиеся как всей группой, так и каждым самолетом в отдельности. Однако при этом изменялись либо один, либо два параметра полета (например, только курс или курс и высота), тогда как для надежного уклонения от снарядов требовалось одновременно изменять три параметра — и курс, и высоту, и скорость (изменение, например, одного только курса немецкие зенитчики быстро учитывали и корректировали свои трассы). А это, в свою очередь, требовало отменной выучки пилотов, хорошей групповой слетанности — т. е. того, что в советской штурмовой авиации {299} встречалось нечасто. Кроме того, немцы могли парировать противозенитный маневр «горбатых» постановкой заградительного огня... Более надежным способом снизить потери Ил-2 от зенитного огня было подавление зенитки — перед или одновременно со штурмовкой объекта. Но этим, как мы видели, еще в первой половине 1943 г. пренебрегали — и только потом стали практиковать и постоянное выделение для этой цели специально натренированных экипажей, и нанесение удара по зениткам силами трети, половины, а то и всей группы «горбатых». Даже если орудия и не удавалось при этом уничтожить, огонь их становился менее прицельным, а то и совсем прекращался. «Когда штурмовик пикировал на зенитную батарею, — свидетельствует И.И. Пстыго, — ни одна из них не выдерживала нервного напряжения, и еще до открытия самолетом огня весь расчет разбегался в укрытия. [...] Не помню и не слышал, чтобы такой поединок хоть раз выиграли зенитчики»209. Эффективный огонь при такой тактике штурмовиков зенитки открывали только в момент ухода «горбатых» от цели... Тем не менее, как было показано выше, потери Ил-2 от зенитного огня (в абсолютном исчислении) все возрастали: на фронте применялось все больше и больше этих самолетов, а значит, у немецких зенитчиков появлялось все больше и больше целей. Из-за этого и общая величина боевых безвозвратных потерь штурмовиков в 1943–1945 гг. оставалась примерно на одном уровне или даже возрастала: в 1943-м по боевым причинам ВВС Красной Армии безвозвратно потеряли 3515 Ил-2, в 1944-м — 3344 (а по данным В.И. Алексеенко — 3722), в январе–апреле 1945-го — 1691210 (т. е. за весь год при той же напряженности боевых действий могло бы быть потеряно до 5000 «горбатых»). И отмеченное выше увеличение числа боевых вылетов, приходящихся на одну боевую потерю Ил-2, явно достигалось только за счет значительного возрастания численности советской штурмовой авиации (а также, возможно, за счет известного увеличения интенсивности ее использования, т. е. возросшего количества боевых вылетов на один самолет)211. {300} Потери же «горбатых» от огня истребителей в относительном выражении достигли своего максимума в 1942 г. Они составили тогда 45,4% тех Ил-2 ВВС Красной Армии, о которых точно известно, что их уничтожили зенитки или истребители (169 машин из 372), между тем как в 1941-м — 31,8% (47 из 148)212. По В.И. Перову и О.В. Растренину, для 1941-го «анализ распределения безвозвратных потерь штурмовых авиаполков по видам потерь (донесения полков, оперативные сводки авиасоединений, журналы боевых действий) показывает, что из числа самолетов, не вернувшихся с боевого задания [т. е. пропавших без вести; в 1941-м в эту графу попало 372 из 533 Ил-2, безвозвратно потерянных ВВС Красной Армии по боевым причинам. — А.С.], около 60% необходимо приписать к действиям немецкой истребительной авиации»213. Приняв это соотношение (60:40) и для 1942-го (в котором, по В.И. Перову и О.В. Растренину, «большую часть» из 1290 Ил-2 ВВС Красной Армии, «не вернувшихся с боевого задания», опять-таки сбили истребители214), получим, что в 1942-м истребители уничтожили не менее 56% погибших по боевым причинам Ил-2, тогда как в первый год войны — примерно 50%. А вот в 1943-м ситуация здесь заметно улучшилась. В этом году жертвами немецких истребителей стали лишь 42,6% тех Ил-2, о которых было точно известно, кто их уничтожил (1090 самолетов из 2558), в 1944-м — 32,2% (882 из 2741), а в январе–апреле 1945-го — 26% (369 из 1417)215... Уменьшение потерь Ил-2 от истребителей противника после 1942 г. у нас традиционно связывали прежде всего с осуществленной осенью этого года переделкой «горбатого» из одноместного в двухместный. Конечно, установка кабины воздушного стрелка, прикрывавшего самолет сзади огнем 12,7-мм пулемета УБТ, увеличила шансы Ил-2 в схватках с «мессершмиттами» и «фокке-вульфами». Как показали теоретические расчеты и полигонные испытания, вероятность сбития одноместного Ил-2 в одной атаке сзади истребителем {301} Bf109G-2 (с тремя огневыми точками) составляла 51%, а «пятиточечным» Bf109G-2/R6 — 75%. Для двухместного же штурмовика эта вероятность уменьшалась соответственно до 38 и 65% (во всех случаях принималось, что немецкий летчик обладает отличной летной и стрелковой подготовкой, а штурмовик не совершает никакого противоистребительного маневра — так что в реальном бою все указанные цифры должны были быть несколько меньшими)216. Однако из цифр, приведенных выше, видно, что заметное снижение доли жертв истребителей в боевых безвозвратных потерях Ил-2 продолжалось и в 1944–1945 гг., когда оборонительное вооружение «горбатого» уже не усиливалось (снова подчеркнем, что в конце войны точно известными становились обстоятельства гибели уже абсолютного большинства потерянных штурмовиков). Значит, дело было не в появлении на Ил-2 воздушного стрелка (или, вернее, не только в этом)... Это, впрочем, и понятно. Нельзя забывать, что повышение оборонительных возможностей Ил-2 в течение первого же года было нейтрализовано ростом огневой мощи немецких истребителей. Той же осенью 1942 г. одновременно с двухместными «илами» на советско-германском фронте появились «убийцы» FW190A, имевшие целых шесть огневых точек (в том числе четыре пушки — против одной, редко трех на Bf109); в 1943-м на «фоккерах» летали уже около 40% противостоявших советским ВВС истребительных групп люфтваффе, а в 1944-м — около 25%217. Сбить двухместный Ил-2 в первой же атаке из задней полусферы применявшиеся в 1943 г. FW190A-4 и А-5 могли с вероятностью 63%, т. е. с большей, чем преобладавшие до этого на Восточном фронте «трехточечные» Bf109G-2 — одноместный! A Bf109G-6, которые осенью 1943-го вытеснили машины модификации G-2 и на которых оба 7,92-мм пулемета были заменены на 13,1-мм, — с вероятностью 54%218. Таким образом, с конца 1943-го и «мессерам» была обеспечена возможность бороться с двухместными Ил-2 с тем же успехом, что и с одноместными... А в дальнейшем вооружение немецких истребителей только усиливалось: летом 1944-го на Восточном фронте {302} появились FW190A-8 с 13,1-мм пулеметами вместо 7,92-мм, а часть Bf109G-6 и не отличавшихся от них по вооружению Bf109G-14 вместо 20-мм пушки стала получать 30-мм. Кроме того, оборонительное вооружение двухместного Ил-2 часто было нельзя эффективно использовать. Во-первых, сказывалась не слишком удачная конструкция задней стрелковой точки, которая была спроектирована наспех. Кабина стрелка «оказалась тесной и затрудняла его движения, что отрицательно сказывалось на эффективности ведения воздушного боя»219. А пулемету УБТ конструкторы в спешке не сумели обеспечить достаточные углы обстрела. В частности, стрелок практически не мог оборонять нижнюю полусферу, что быстро учли немецкие летчики, перешедшие, в частности, к атакам на «илы» снизу. Другие стали заходить сбоку (ведь углы обстрела УБТ в горизонтальной плоскости вначале составляли всего 35° вправо от оси самолета и 28° — влево); третьи — сверху: угол возвышения УБТ на двухместном Ил-2 также был недостаточен220... Только в 1944 г. углы обстрела в горизонтальной плоскости были несколько увеличены благодаря вырезам в крышке фонаря кабины стрелка; в вертикальной же плоскости они остались прежними. Чтобы увеличить сектор обстрела, во фронтовых частях иногда вообще снимали фонарь кабины стрелка, но тогда разворачивать выставленный в воздушный поток УБТ должен был мешать уже напор воздуха... Во-вторых, подчас подводило качество изготовления крупнокалиберных пулеметов. Так, по воспоминаниям бывшего воздушного стрелка 43-го гвардейского штурмового авиаполка Г.А. Литвина, УБТ заклинивало почти в каждом боевом вылете, особенно при стрельбе длинными очередями221. Наконец, посредственной была подготовка воздушных стрелков. «Первое время, — вспоминает ветеран 210-го штурмового авиаполка B.C. Фролов, — в полки прибывали абсолютно не подготовленные ребята, которых сажали за пулемет и отправляли в боевой полет. Многие из них не выдерживали резких маневров штурмовика во время полета [заметим, {303} что возникавшие при этом перегрузки в кабине стрелка ощущались сильнее, чем в кабине пилота. — А.С.]. Некоторые, ведя огонь по противнику, перебивали киль или стабилизатор своего самолета и погибали вместе с летчиком»222. Еще в директиве командующего ВВС Красной Армии от 7 июля 1943 г. отмечалось, что стрелки Ил-2 «до сих пор не овладели полностью своим оружием»223. И еще в 1944-м стрелков «нигде не обучали» осмотрительности в воздухе!224 Невнимание к подготовке этих членов экипажа, похоже, имело место в советских ВВС до самого конца войны. Во всяком случае, именно такой вывод напрашивается при знакомстве со строками из доклада заместителя командира 7-го гвардейского штурмового авиаполка гвардии майора Гудименко от 27 июня 1945 г. о боевой работе части в Великую Отечественную. «Стрелки авиавооружения, — отмечал Гудименко, имея в виду, похоже, все годы войны, — не подбирались соответствующим образом, в результате в полк прибывали на пополнение люди из штрафных рот, других частей, откуда их отправляли как крайне недисциплинированных и т. д.»225. В итоге (как показывают «оценки, основанные на теории воздушной стрельбы и полигонных испытаний эффективности действия германского стрелково-пушечного вооружения по штурмовику Ил-2») в период с конца 1942 г. до осени 1943-го вероятность сбития стрелком Ил-2 немецкого истребителя в процентном исчислении была в среднем меньше вероятности сбития этим истребителем (Bf109G-2, Bf109G-2/R-6 или FW190A-4) самого «ила» в первой же атаке из задней полусферы: на дистанции 100 м — примерно в 1,6 раза; 150 м — примерно в 3,4 раза, 200 м — примерно в 4,3 раза, а с 250 м — примерно в 4 раза. А осенью 1943-го (когда основными истребителями люфтваффе на Восточном фронте стали Bf109G-6 и почти не отличавшиеся от машин модификации А-4 FW190A-5) этот разрыв между теоретическими шансами стрелка Ил-2 и немецкого летчика-истребителя увеличился в среднем соответственно примерно до {304} 3,7; 3,9; 4,5 и 4,9 раза226. По-видимому, примерно в такой же степени различались шансы и в реальных боях. При расчетах принималось, что немецкий летчик обладает отличной летной и стрелковой подготовкой, а «ил» не совершает про-тивоистребительного маневра; на фронте так бывало не всегда — но ведь, с другой стороны, на фронте среди советских стрелков попадались абсолютно не подготовленные ребята, а их УБТ часто заклинивало... Какие же тогда факторы сыграли решающую роль в снижении потерь Ил-2 от истребителей? В.И. Перов и О.В. Растренин (а также В. Швабедиссен) указывают, в частности, на уменьшение численности немецкой истребительной авиации на советско-германском фронте227. Но изменение этой численности отнюдь не всегда коррелируется с изменением процентной доли жертв истребителей в графе боевых безвозвратных потерь Ил-2. В 1941 г. среднемесячное количество действовавших на Восточном фронте групп одномоторных истребителей люфтваффе равнялось примерно 18,7; в 1942-м — примерно 15,5; в 1943-м — примерно 12,4; в 1944-м — примерно 10,3228. При этом в 1944-м у немцев увеличилось количество штурмовых групп, оснащенных самолетами FW190F, которые могли действовать и как истребители. Правда, поиск и уничтожение советских самолетов для «фоккеров»-штурмовиков не являлись главной задачей, и лишь после нанесения бомбо-штурмовых ударов они могли атаковать встретившиеся им Ил-2. Однако групп FW190F на советско-германском фронте уже к июню 1944 г. действовало целых восемь229, и, как представляется, две-три истребительные они заменяли вполне. А в январе–феврале 1945-го увеличилось и число истребительных групп, сражавшихся против советских ВВС230. Таким образом, реальное сокращение численности истребителей люфтваффе на Востоке имело место только в 1942–1943 гг. Однако в 1942-м доля жертв истребителей в графе боевых безвозвратных потерь Ил-2, как мы уже видели, не уменьшилась, а возросла! А в 1944–1945 гг., наоборот, непрерывно уменьшалась! {305} По-видимому, уровень потерь Ил-2 от огня немецких истребителей, на наш взгляд, определялся прежде всего двумя другими факторами (также упоминаемыми В. Перовым и О. Растрениным231): 1) степенью эффективности действий советских истребителей сопровождения; 2) степенью эффективности оборонительной тактики штурмовиков (сильно зависевшей, в свою очередь, от уровня выучки летчиков). В самом деле, истребительным прикрытием Ил-2 в 1941–1942 гг. часто не обеспечивались, а если это прикрытие и было, то часто бросало своих подопечных, увлекаясь боем с «мессершмиттами» или спасаясь от зениток, прикрывавших объект штурмового удара232. Не лучше действовали истребители сопровождения и в первой половине 1943-го. Во-первых, как отмечалось в директиве командующего ВВС Красной Армии от 7 июля 1943 г., тогда еще было «недостаточно» отработано взаимодействие между ними и прикрываемыми ими ударными самолетами. Оно, указывалось в директиве, «организуется часто лишь на один вылет, а не на весь период боя или операции, вследствие чего взаимодействующие между собой части не всегда имеют возможность тщательно согласовать все необходимые вопросы и приобрести навыки в совместных действиях в течение длительного отрезка времени. Это приводит к разрозненным действиям авиации, к сужению их эффективности и излишним потерям»233. (Немцы также свидетельствуют о частых случаях, когда вылетевшие с разных аэродромов штурмовики и истребители сопровождения не могли найти друг друга, вследствие чего «мессершмитты» и «фокке-вульфы» успев